Сергей Зыков
Можно ли, находясь во французской столице, не посетить места, связанные с Парижской Коммуной, со славной эпопеей, открывшей новую главу в истории классовой борьбы пролетариата! Нет, вероятно, ни одного советского человека, побывавшего в Париже, который не отдал бы дани уважения памяти ее героев. Стена коммунаров на кладбище Пер-Лашез... Сколько еще кварталов, улиц, домов и площадей — свидетелей подвигов тех, кто поднялся «на штурм неба». Что сохранилось там от незабываемых 72-х дней, когда красный флаг гордо развевался над «Отель-де-Вилль» — мэрией столицы?
Мои друзья, знатоки истории Коммуны, помогли мне наметить маршрут экскурсии. Он ока-зался огромным, так как нет, кажется, в старом Париже ни одного района, который не был бы опален пламенем революции 1871 года.
— Начинайте с Монмартра, где взошла заря Коммуны,— посоветовали мне. Февральским воскресным днем я отправился на экскурсию.
На вершине Монмартра — храм «Сакре-Кёр», построенный в чуждом Парижу византийско-ро-манском стиле. Его тяжкая громада словно придавила холм, видный чуть ли не со всех концов города. Пятачок площади Тертр, окруженной кафе и ресторанчиками. Извечная толпа туристов вокруг уличных художников с их мольбертами и картинами. «Барбуйер» — мазилами — презрительно называют их местные бедные, но гордые служители прекрасных искусств.
Сколько раз поднимался я сюда, чтобы полюбоваться с террасы у храма на панораму обычно затянутого дымкой Парижа, побродить по крутым улочкам с их крохотными магазинчиками, где торгуют сувенирами и картинами. Но в последние посещения «городка артистов», как именуют Монмартр его коренные жители, я смотрел на него другими глазами. Хотелось увидеть его таким, каким он был сто лет назад и каким изображен на гравюрах той поры: внизу, у подножия холма,— городские кварталы, населенные трудовым людом, рабочими, ремесленниками, мелкими торговцами и предпринимателями, а наверху — деревня, окружившая старинную церковь Сен-Пьер и остатки монастыря, с ветряными мельницами, садами и виноградниками, загородными виллами и ресторанами. Ведь Монмартр был включен в черту Парижа лишь лет за десять до Коммуны. Кое-кто до сих пор лукаво утверждает, что это Париж был присоединен к Монмартру, а не наоборот.
— Очень просто,— сказал мне во время очередной прогулки милейший и скромнейший художник Жак Наре.— Постарайтесь мысленно убрать из пейзажа этот нескладный «Сакре-Кёр», современные дома, выросшие на склонах. И вы увидите прежнюю деревню. Эти дряхлые домишки, узкие переулки ничуть не изменились. Разве что куры не кудахчут во дворах...
Право, надо обладать весьма обостренным художественным видением, свойственным живописцам, но, увы, не всем журналистам, чтобы, воспользовавшись таким советом, увидеть Монмартр тех лет...
Прежде всего мне хотелось установить, где находились знаменитые пушки Монмартра, «пушки братства», построенные на средства парижан-патриотов ео время осады столицы пруссаками, чем стало ныне «Польское поле». Казалось бы, нет ничего проще. Сотни книг написаны о Парижской Коммуне. Но, как это ни парадоксально, путеводители и проспекты, предназначенные миллионам туристов, о событиях и местах, напоминающих о славе Коммуны, как правило, молчат.
Но на Монмартре, несмотря на все подвохи путеводителей, вы не заплутаетесь, если у вас есть добрые знакомые среди множества влюбленных в свою «деревню» жителей. Они вам могут рассказать и такое, что ускользнуло от внимания самых дотошных исследователей. К счастью, меня опекали Жан Катлэн, литератор по профессии и историк Монмартра, его жена и соавтор Габриэль Грей, их друг поэт Бернар Салмон. Короче, осматривать границы бывшего «Польского поля»— то, что именно на нем был возведен «Сак-ре-Кёр», было клятвенно подтверждено Катлэ-ном — мы отправились целой группой.
Мы проследовали и по пути, по которому войска Леконта ночью подошли к пушкам Монмартра, нынешней улице Лепик, тогда — немощеной дороге. Остановились у церкви, где пал национальный гвардеец Тюрпэн. Об этом пишет в своей книге Луиза Мишель, местная учительница, ставшая героиней Коммуны. Услышав выстрелы, она спрятала под плащом ружье и примчалась сюда. На ее глазах разыгралась сцена, возбудившая гнев населения. Мэром Монмартра был врач Жорж Клемансо, позднее — в конце первой мировой войны — возглавивший французское правительство. В ту пору он придерживался либеральных взглядов. Он также поспешил сюда, захватив сумку с инструментами. Увидев раненого, Клемансо хотел оказать Тюрпэну помощь. Но Леконт решительно запретил ему приближаться к умирающему. Народ не простил генералу его жестокости.
С этим эпизодом непосредственно связан другой. Позднее арестованный на бульваре Клиши, Леконт был препровожден на вершину Монмартра, на улицу Розье, в дом № 6, где находился местный штаб Национальной гвардии. Сюда же доставили генерала Тома, того самого, который в 1848 году отличился своей зверской расправой над рабочими. Его узнали на улице и задержали. Доказано, что национальные гвардейцы пытались сохранить им жизнь. Но возбужденная толпа, в которой было немало обозленных солдат, служивших под командованием Леконта, требовала их смерти. Люди ворвались в штаб, вытащили генералов. Оба они тут же были расстреляны...
Между моими спутниками возник горячий спор: где именно расстреляли генералов. Улица Розье исчезла, теперь здесь проходит улица Шевалье-де-ла-Бар. Изменилась нумерация домов. Путеводители дают разные указания. В одних идет речь о доме, носящем ныне номер 26, в других— о доме номер 36. Кто-то стал доказывать, что казнь произошла на месте, где сейчас стоит новое здание монастыря кармелиток, с окнами, закрытыми снизу щитами (чтобы монашенки, которым устав запрещает покидать обитель, не могли видеть происходящего на улице). Но Жан Катлэн повел нас к древнему домику, где ютится крохотная лавчонка и двор которого упирается в стенку кладбища.
— Где же расстреливать, как не у кладбища! — убежденно воскликнул он. Сраженные таким неопровержимым аргументом, его оппоненты умолкли...
Наш поход по Монмартру затянулся. Право, здесь, кажется, нет ни одной улицы, не связанной с событиями, происшедшими более ста лет назад, И что же тут удивительного. Монмартр дал Коммуне ряд ее выдающихся деятелей: Луизу Мишель, Паскаля Груссе, уполномоченного Коммуны по внешним делам, публициста Огюста Вермореля, Теофиля Ферре, который смело заявил на суде, приговорившем его к смерти: «Я жил свободным, я хочу умереть так, как и жил».
Мои спутники отлично знают все памятные места. Вот площадь Жан-Батиста Клемана, поэта Коммуны, автора песни «Пора цветения вишни». Во время Коммуны он был избран вместо Клемансо мэром Монмартра. Вот улица Мирра, где жил Эжен Потье, написавший текст «Интернационала». Тут же на баррикаде смертельно ранили генерала Ярослава Домбровского.
Уставшие, подгоняемые внезапно налетевшим дождем, мы отправляемся в галерею «Роза ветров». Собственно, это магазин, где торгуют картинами. Ее хозяина зовут Андре Лабросс. Он, как предупредили меня мои спутники, почти ничего не видит: последствие удара полицейской дубинкой, полученного при разгоне демонстрации, происходившей еще во время войны в Испании. Тем не менее дело свое он ведет успешно.
Нас гостеприимно встречает человек в черных очках. Он протягивает визитную карточку, в которой под именем и фамилией написано «Президент Монмартра». Оказывается, это один из клубов «Свободной коммуны Монмартра».
— Вы, вероятно, знаете,— поясняет хозяин,— что в 1920 году Монмартр провозгласил свою независимость. Он был объявлен «Свободной коммуной». Эта шутка в духе богемы весьма послужила славе нашего «городка искусств».
— И продолжает служить,— говорит Бернар Салмон.— При этом не только рекламе. Я ведь уполномоченный «коммуны» по культурной части. Мы придумываем разные затеи. Устраиваем праздники виноградарей, бега гарсонов кафе. Гонки старых автомобилей по улице Лепик — выигрывает тот, кто дольше всех будет взбираться на гору, не останавливаясь. Это привлекает туристов, да и приносит доход, который целиком идет на помощь художникам. А вы знаете, сколько их, живущих в тяжелой нужде!
В галерее то и дело появляются новые посетители. Соседи, художники, артисты, покупатели. Здесь все знают друг друга, живут общими интересами. Спрашиваю, не мешают ли им толпы туристов.
— Да мы их и не замечаем! — смеется один из присутствующих.
И я вспоминаю слова Жака Наре. Видимо, и здесь играет роль «художественное видение», позволяющее «убрать» из поля зрения то, что неинтересно. Некоторые пришедшие присаживаются к нашему столу, включаются в разговор, перескакивающий с одной темы на другую, но мы с Катлэном все стараемся вернуться к вопросу о Коммуне.
— Что знают французы о ней? — замечает один из пришедших.— Особенно молодежь. В школах ее «проходят» за пять минут. При этом преподносят как некое бедствие, бесчинство черни, поднявшейся против бога, государства и порядка.
— Не надо сгущать краски,— возражает другой.— Может быть, так учат детей в католических школах, но не в муниципальных. Характерно, что о Коммуне стали чаще вспоминать после майско-июньских событий 1968 года.
— А мы на Монмартре никогда о ней и не забывали,— решительно заявляет Габриэль Грей.— Наш Монмартр — родина поэтов, художников, шансонье. Мы гордимся тем, что он дал Коммуне поэтов и художников, краски и радость. Была весна, цвела сирень. Солдаты, возвращаясь с Монмартра, несли ее охапками. А вино! Монмартр-ские виноградники считались лучшими во Франции! И что стали бы делать без нашего вина парижане, отрезанные от провинции...
— Вы несколько преувеличиваете,— улыбаясь поправляет ее Андре Лабросс.— Пикассо, Утрилло, поэты и шансонье, прославившие Монмартр, все это было после Коммуны.
— Ничего подобного,— парирует Габриэль.— Первым шансонье во Франции был Генрих IV. Да-да! И именно на Монмартре, прежде чем взять Париж, «который стоил мессы», он распевал свои поэмы в честь прекрасной Габриэль д'Эстрэ. Что, однако,— добавляет она под общий смех,— не помешало ему соблазнить молодую монашенку, Клод де Бовилье, из монастыря кармелиток...
Высокий старик с ежиком седых волос, толстыми очками и тяжелой палкой, долго прислушивавшийся к беседе, пытается вставить свое слово. Это, как мне объяснили после, убежденный анархист, любящий произносить грозные речи, которых никто всерьез не принимает. Так произошло и на этот раз.
— Историческая заслуга Коммуны,— голосом закаленного в спорах оратора провозглашает он,— заключается в том, что она впервые позволила анархистам проявить себя в руководстве революцией. Бакунисты в Лионе...
— А мы-то думали: отчего погибла Коммуна?— прерывает его молодой художник. И снова раздается веселый хохот, мешающий старику закончить речь...
Еще долго длится беседа. Пора уходить. На прощание мои старые и новые знакомые делятся советами, дают адреса, называют книги, которые могут быть мне полезны.
— На улице Тюрлак живет скульптор Кол-ламорини. Это по его рисунку была отлита на Монетном дворе мемориальная медаль в честь Камелина, казначея Коммуны и ее ветерана...
— Запишите телефон Гастона Мартэна. У него великолепный гипсовый слепок руки Луизы Мишель, с которого сейчас отливаются бронзовые копии — для нашего музея «Старый Монмартр» и музея в Сен-Дени...
Луи Байо возглавляет коммунистическую группу Парижского совета. Он родился и живет на Монмартре. Здесь был избран городским советником. Мы встретились в городской мэрии, построенной на той же площади Отель-де-Вилль, где находилось прежнее здание, в котором заседала Коммуна, разрушенное во время жестокого боя с версальцами.
Разговор шел о сегодняшнем дне 18-го арондисмана. Он — крупнейший в Париже, в нем четверть миллиона жителей. Наследники коммунаров? Это прежде всего коммунисты. Они представляют собой сплоченный боевой отряд. В Нижнем Монмартре преобладают рабочие, служащие. В ячейках компартии в «свободной коммуне» больше художников, скульпторов, декораторов, артистов, музыкантов.
Это естественно. За сто лет структура района мало изменилась. Внизу — деловые и густо заселенные кварталы. Здесь мало промышленных предприятий, зато много магазинов, торговых складов и контор. Оживленные днем, улицы вечером пустеют. Исключение — узкая полоска, примыкающая к площади Пигаль и бульварам. Она живет ночью. Это часть «веселого Парижа»— отрады заокеанских туристов — с найт-клубами, стриптизом, подозрительными барами, проститутками, аферистами и просто ворами.
А на вершине Монмартра, вокруг площади Тертр,— совсем другая картина. Тут тоже много кафе и ресторанчиков, здесь танцуют, поют, веселятся. Но вы не увидите продажных женщин. Влюбленные и туристы могут ночью бродить по узким переулкам, не опасаясь за свои кошельки. «Городок артистов» и Пигаль разделяет пропасть...
— Скажите, а что сталось с пушками Монмартра?— задал я Луи Байо вопрос, с которым обращался уже ко многим. И услышал такой же, как и от других, ответ:
— Трудно сказать. Буржуазия уже более ста лет стремится вытравить всякие следы о героических подвигах коммунаров. «Пушки братства», скорее всего, давно отданы в переплавку.
Париж вчера, сегодня и завтра - Назад
Далее - На Парижской бирже
Зыков С.П. О Франции и французах. Очерки и репортажи. М. Политиздат, 1978.
Внимание! При использовании материалов сайта, активная гиперссылка на сайт Советика.ру обязательна! При использовании материалов сайта в печатных СМИ, на ТВ, Радио - упоминание сайта обязательно! Так же обязательно, при использовании материалов сайта указывать авторов материалов, художников, фотографов и т.д. Желательно, при использовании материалов сайта уведомлять авторов сайта!