Из книги Евгения Коршунова "Горячий треугольник" (1984 г.)
(сентябрь, 1981 год)
Белый грузовик с огромными черными буквами «ООН», шедший перед нами, остановился, и белобрысый водитель в голубом берете специальных сил ООН, находящихся в Южном Ливане, в нерешительности высунулся из кабины. Он явно ехал по этой дороге впервые после «пятнадцатидневной войны», как окрестила бейрутская печать израильскую агрессию, развернутую в июле 1981 года против ливанского и палестинского народов, и не знал, сможет ли переправиться через реку Литани, бегущую всего в нескольких сотнях метров перед нами: все мосты в Южном Ливане были уничтожены израильскими «фантомами». Впрочем, и сейчас в высоком ярко-голубом небе над нами тянулись белые полосы — следы «фантомов», разбойничающих в воздушном пространстве Ливана.
Мы остановились на развилке дорог. Прямо шло узкое, но довольно гладкое шоссе, выводящее к мосту Касмия, по которому мне много раз доводилось проезжать к самым южным рубежам Ливана и к столице этого края — древнему городу Тиру. Налево уводил разбитый проселок, пыльный, пересекаемый ручейками, петляющий среди банановых, апельсиновых и лимонных рощ, плантаций табака, огородов. Но мост Касмия был уничтожен «фантомами» одним из первых— Тель-Авив стремился отрезать Объединенные вооруженные силы НПС-ПДС от остальной части страны, — и нам пришлось свернуть на проселок: в бейрутских газетах сообщалось, что через Литани где-то построены временные переправы.
Красно-желтая пыль плыла впереди и позади нас густым облаком — асфальта не было и в помине, а сплошной поток машин шел в обоих направлениях, особенно много было грузовиков, нагруженных до предела. Водители включили фары и отчаянно сигналили, как это принято делать при движении в густом тумане. Дорога была настолько узкой, что два грузовика могли разъехаться, едва не коснувшись друг друга бортами...
Наконец, справа в просвете между банановыми рощами мелькнули вздыбленные глыбы бетона — развалины моста. А проселок пошел влево и вывел на узкую земляную дамбу — двум машинам на ней было не разъехаться, и молодой парень с автоматом за плечом и с красной повязкой на рукаве пропускал машины по очереди, то в одном направлении, то в другом. Его товарищ, тоже с автоматом и с повязкой на рукаве, поливал поверхность дамбы из шланга, направляя струю прямо под колеса автомашин, чтобы прибить пыль и обеспечить водителям хоть какую-нибудь видимость: внизу, под дамбой, сквозь широкие бетонные трубы струились воды реки Литани, которая в это время года не бывает полноводной.
От дамбы дорога, а вернее, просто полоса разровненной земли пошла по склону крутого холма, мимо бульдозера (как видно, он и проложил здесь эту «дорогу»), врезалась в мусульманское кладбище, запетляла между бетонными плитами могил, втиснулась в узкий переулок небольшой деревушки и, наконец, выскочила на асфальтированное шоссе Бейрут — Сайда — Тир.
— Объезд занял почти полчаса,— сказал мне ливанский журналист, уроженец Южного Ливана, Жорж Абду, с которым мы ездим во фронтовые районы начиная с марта 1978 года, когда Тель-Авив осуществил так называемую «Операцию Литани» — широкомасштабное вторжение в Ливан с целью захвата его южных районов вплоть до реки Литани, являющейся, как утверждают идеологи сионизма, «исторической границей Великого Израиля».
С тех пор на участке приморского шоссе, лежащем между мостом Касмия и древним Тиром, появилось много новых заплат асфальта— следов многочисленных воронок, оставленных израильскими бомбами и ракетами, много росчерков израильских пулеметов — характерных глубоких выбоин. В щербинах и пробоинах от пуль и осколков и стены первых же домов у въезда в сам Тир.
...Когда-то Тир (арабское название — Сур) гордо именовался столицей Финикии, могущественного государства древних мореходов, купцов и ремесленников. Он неоднократно упоминается в библии и записках историков древности. «Отец истории» Геродот посетил его в пятом веке до нашей эры и описал знаменитый в легендах храм Мелькарта (Геракла).
В многочисленных научных трудах и богатейшей популярной литературе, посвященных Тиру и его истории, упоминается, что именно к царю Тира легендарному Хираму, гробница которого сохранилась и поныне, царь Соломон обратился за помощью при строительстве Иерусалимского храма—и мастера Тира отправились в Иерусалим, а флот финикийцев доставлял для строителей дерево и камень.
Сегодня город находится на большом мысу, резко выдающемся в море. Когда-то он состоял из двух островов, которые царь Хирам соединил в один, отвоевав у моря с помощью дамб и насыпей значительные площади. Но землетрясение откололо почти половину получившегося таким образом большого полуострова, и сегодня даже в тихую погоду можно с лодок видеть на дне останки древних зданий и целых улиц.
Но «тихой погоды», фигурально выражаясь, в истории Тира почти не было. Финикийское государство процветало, имело богатые колонии и в Средиземноморье, и на берегах Атлантики. Предполагают, что финикийские мореходы огибали Африку, добирались чуть ли ни до Индии и до Северной Америки. Уже древние греки считали Тир колыбелью своей цивилизации и утверждали, что их алфавит был составлен Кадмусом Тирским, сестра которого, Европа, в свою очередь дала имя европейскому континенту.
В девятом веке до нашей эры Тир стоял во главе колоссального государства, выходцы из него основали легендарный Карфаген, который и поныне именуется «дочерью» или «сыном» Тира. В самом Тире процветали ремесла, в частности стеклоделие и выделка пурпура, добывавшегося из водившихся тогда в изобилии близ его берегов моллюсков «мюрекс». И сегодня жители города рассказывают красивую легенду о прогулке Мелькарта с красавицей нимфой Тирус, по имени которой потом и был якобы назван город. Собака Мелькарта, гласит предание, случайно нашла и раскусила раковину «мюрекс» — белоснежная шерсть ее окрасилась пурпуром. Тирус, в которую Мелькарт был безумно влюблен, заявила, что ответит ему взаимностью лишь тогда, когда он подарит ей пурпурные одежды. Мелькарт сделал это — и с тех пор пурпур считается цветом богов, героев и королей. Финикийские источники сообщают, что даже в те времена грамм пурпура стоил до двадцати граммов золота.
Кто только не пытался завоевать Тир! 13 лет осаждал его в VI веке до нашей эры вавилонский царь Навуходоносор. Победоносному Александру Македонскому понадобилось 7 месяцев осады и строительство специальной дамбы, чтобы овладеть городом: по дамбе он подтащил к стенам Тира осадные орудия к островному замку, где укрепились горожане. Под стенами древнего Тира были ассирийцы и персы, древние греки и римляне, арабские воины ислама, крестоносцы, турки-османы...
Сегодня Тир, можно сказать, осаждают израильтяне. По планам идеологов сионизма он должен быть включен в «исторические границы Великого Израиля», и сионистская пропаганда старается переписать историю города, считающегося сокровищем мировой человеческой цивилизации, в попытке доказать, что Тир всегда был самым теснейшим образом связан с историей Израиля и потому, дескать, Тель-Авив имеет на него самые непосредственные права.
А израильские войска стоят всего в десятке-полутора километрах от Тира, и позиции их можно разглядеть в бинокль через бухту. Линия фронта тянется по апельсиновым, оливковым рощам, плантациям бананов и приморским пескам. Она проходит почти по самой окраине лагеря палестинских изгнанников Рашидия и по полям, принадлежащим жителям нескольких южноливанских деревень.
Мне приходилось бывать в Тире, когда в марте 1978 года его бомбили «фантомы» и обстреливали израильские катера. Был я здесь и в последующие годы, когда в городе рвались снаряды тяжелых орудий батарей израильтян и их наемников — правохристпанских раскольников. И вот теперь — сразу же после окончания «пятнадцатидневной июльской войны», когда Тель-Авив пытался взять Тир измором, разрушая дороги и мосты, связывающие город с другими районами Ливана, лишая его продовольствия, горючего, медикаментов.
— Мы сорвали этот замысел Тель-Авива,— говорит мне товарищ Таан Муслимани, секретарь городского комитета Ливанской компартии.— Вы проехали в город по дамбе, построенной нами сразу же, как только был разрушен мост Касмия и другие мосты через Литани. И дорогу тоже построили мы, раньше ее там не было. Мы насыпали броды, по которым машины могли пересекать Литани и в других местах. Мы заравнивали воронки на дорогах и даже успевали положить асфальт. Все это ночью, в темноте, пока не прилетали с рассветом «фантомы» и все не начиналось сначала. Мы наладили снабжение населения продовольствием и горючим — грузовики тоже шли по ночам, без света. Мы обеспечиваем жителей города медицинской помощью, ремонтируем линии электропередачи и водопроводов, общественные и школьные здания, поддерживаем в городе спокойствие и порядок. Мы — это Объединенные вооруженные силы НПС — ПДС.
С товарищем Тааном Муслимани мы вели беседу в помещении горкома ЛКП, многие комнаты которого превращены в казарму бойцов-коммунистов, составляющих значительную часть защитников Тира. Коммунистические батальоны вместе с отрядами других патриотов и Палестинского движения сопротивления находятся на переднем крае обороны города. Вот и сейчас, пока мы вели разговор, в кабинет секретаря, то и дело заходили бойцы в зеленых касках с нарисованными на них красными эмблемами — серпом и молотом.
Примерно в такой же, если не в более тревожной обстановке мы беседовали, как напоминает мне сам товарищ Таан Муслимани, в марте 1978 года, когда агрессоры обложили город со всех сторон на суше и блокировали с моря, оставив лишь приморскую дорогу, ту самую, на которой они разбомбили мосты в июле 1981-го. Оставили для того, чтобы защитники Тира могли бежать из города — их было тогда три-четыре тысячи человек, и Тель-Авив не рискнул пойти на прямой штурм, боясь, что его солдаты понесут в уличных боях большие потери и что на узких улицах старого Тира нельзя будет развернуть танки и артиллерию, на которые только и надеются израильтяне.
Но тогда город покинуло лишь гражданское население. Бойцы остались сражаться. На улицах выросли баррикады. Окна домов были зацементированы или заложены мешками с песком и превращены в бойницы. И враг... не решился на штурм! Это была огромная моральная победа защитников города. Зато с марта 1978 года и до конца июля 1981 года город почти беспрерывно подвергался обстрелам с суши и с моря.
— И теперь мы не верим, что Тель-Авив решил прекратить войну на уничтожение, которую он ведет против ливанского и палестинского народов вот уже столько лет,— говорит секретарь горкома.— Не верим в то, что Израиль действительно хочет объявленного еще с 24 июля 1981 года «прекращения огня». Как вы сами видели, «фантомы» постоянно совершают разведывательные полеты и над Тиром, и над всем Южным Ливаном, почти каждый день появляются они и над Бейрутом. По нашим данным, в анклаве правохристианских раскольников, на полосе ливанской территории, находящейся под израильской оккупацией, сооружаются новые огневые позиции, на которых устанавливаются новые батареи. Концентрируются танки и другая боевая техника. Строятся склады боеприпасов и дороги военного значения. Израильтяне ведут «прощупывание» линии фронта, стремятся найти проходы через позиции специальных сил ООН в наши тылы, и дело доходит до столкновений между ними и «голубыми касками». Нам приходится тоже укреплять свою оборону в ожидании повторения агрессии, неминуемого, как мы считаем. Поскольку Тель-Авив попытается взять реванш за неудачи, которые ему пришлось испытать в «пятнадцатидневной войне», отомстить за то, что и на этот раз мы сорвали его планы. Вы видели в городе построенные нами убежища для жителей?
Я утвердительно кивал. Да, я видел эти подземные убежища. То там, то здесь на улицах Тира можно видеть бетонные будочки, прикрывающие входы в подземные укрытия — на случай обстрелов или бомбежек. Они так же вошли в жизнь горожан, как и штабеля мешков с песком, защищающие от осколков входы в жилые дома и витрины лавок, двери и окна мастерских и кафе, учреждения и общественные здания.
Мы могли беседовать с товарищем Муслимани по-французски, как беседовали во время наших предыдущих встреч. Но на этот раз он сказал, что в горкоме есть парень, говорящий по-русски.
Им оказался лохматый худой юноша с пылающими глазами и решительным лицом — Сухейль Салами. Сухейль заметно нервничал, выполняя роль переводчика, спешил, порой сбивался, смущался. Но присутствовавшие при этом бойцы улыбались и одобрительно кивали ему. И что из того, что некоторые моменты нам все равно пришлось уточнять по-французски,— в основном со своей задачей Сухейль справился неплохо. Когда же я заинтересовался, где он изучал русский язык, выяснилось, что он перешел лишь на второй курс Харьковского политехнического института, а в Тире — на каникулах, участвовал в обороне города в «пятнадцатидневную войну», теперь же возвращается в Харьков — продолжать учиться.
— У нас в городе нередко можно встретить говорящих по-русски,— сказал он, извиняясь за несовершенное пока, как считает, владение русским языком.— Многие наши ребята уже вернулись с советскими дипломами. Например, врачи, работающие в госпитале Народной ливанской помощи — НЛП.
Об этом подземном госпитале, построенном, как и убежища, под городскими улицами демократической общественной организацией НЛП, мне рассказывали еще в Бейруте. И вот теперь меня принимал директор госпиталя товарищ Рафья Абу Шамра, старый коммунист и видный общественный деятель города, принимал в своем подземном кабинете — крохотной клетушке, в которую ведет крутая деревянная лестница-времянка.
Года два назад я бывал у этого недостроенного здания. О госпитале здесь тогда не было и речи. Сегодня же здесь находится медицинский центр, который стал надеждой горожан не только когда на Тир обрушиваются израильские бомбы и снаряды, но и в те немногие дни, когда в городе спокойно. Задуманный как центр оказания первой неотложной помощи жертвам агрессоров, госпиталь стал и общедоступной поликлиникой, укомплектованной высококвалифицированными энтузиастами — врачами.
— Наша главная задача,— говорит мне Рафья Абу Шамра,— оказание помощи самым широким слоям жителей города и его окрестностей, и прежде всего — неимущим, которых здесь немало, ведь населению Южного Ливана в результате израильской агрессии нанесен огромнейший ущерб. У крестьян разрушены дома, уничтожены посевы, сельскохозяйственная техника. У горожан пострадали мастерские, мелкие предприятия, лавочки. Рыбаки не могут выходить в море — их расстреливают израильские катера. У многих разрушены дома, и они вынуждены ютиться у родственников или знакомых, снимать углы. Частные же врачи сегодня в Ливане очень дороги, а к лекарствам часто вообще не подступиться. В нашем же госпитале пациенты вносят только символическую сумму, а в обслуживание их входят бесплатное предоставление лекарств и, если нужно, неотложная госпитализация. В госпитале работают два врача с советскими дипломами, два с венгерскими, один с румынским. Два французских врача-добровольца, один египтянин, получивший диплом в СССР. Помогают два студента-старшекурсника советских медицинских вузов, приехавших на родину на практику...
— Здравствуйте!— вдруг раздалось по-русски с порога.— Вы — советский журналист?
И в маленький кабинетик буквально ворвались трое молодых людей в белых халатах, посыпались русские фразы. Рафья Абу Шамра с доброй улыбкой смотрел на ворвавшихся.
— А теперь вы можете говорить по-русски,— сказал он.— Вот наши... советские врачи, о которых я вам только что говорил.
Мне и раньше уже приходилось встречаться с молодыми ливанцами и палестинцами, окончившими советские вузы и работающими врачами во фронтовых госпиталях на юге Ливана: в многострадальном городе Набатии,- в госпитале лагеря палестинских изгнанников Аль-Басс, находящемся на окраине Тира, в Бейруте, в горном городке Алей. И везде наших выпускников называют «советскими врачами», да и сами они говорят о себе с гордостью:
— Мы — советские!
Сегодня в подземном госпитале Тира дежурили Аднан Юсеф ас-Суки, только что окончивший медицинский факультет Университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы, Халед Фуани, приехавший на стажировку из Ростова, египтянин Асаль Фуад, выпускник Первого Московского медицинского института. Надо было видеть, с какой радостью они кинулись ко мне! А Рафья Абу Шамра смотрел на них так, что было видно, как он гордится этими молодыми людьми.
Разве не о таких встречах он мечтал, когда ливанским коммунистам приходилось работать еще в подполье, когда за доброе слово об СССР в Ливане бросали в тюрьму, а уж о том, чтобы поехать в Страну Советов на учебу, думать не приходилось. Книги же Маркса; Энгельса, Ленина считались высшей крамолой, а теперь...
— В этом году мы ожидаем возвращения в Ливан еще двадцати наших молодых людей с дипломами советских медицинских институтов,—с гордостью говорит он мне.— И все они будут работать в Народной ливанской помощи...
А «советские врачи» завладевают мной окончательно. И директор лишь добродушно улыбается, когда они уводят меня смотреть свое хозяйство, быстро и чисто говоря по-русски и перебивая друг друга. Вот только название организации, в которой они работают, они переводят на русский язык как-то непривычно — не «Народная ливанская помощь», как это звучит официально по-французски, а «Народная ливанская отвага». Я несколько раз переспрашиваю — и они повторяют: «...отвага!»
Мне показывают все — начиная с приемной до операционной, от рентгеновского кабинета до палат, где лежат больные. И рассказывают: все это создано и содержится на средства, поступающие от сборов в Ливане и за рубежом. Перечисляют страны и организации, присылающие медикаменты и оборудование, не называют только ...Советский Союз! Когда же я спрашиваю об этом, все трое искренне удивляются:
— Нет, мы не забываем о том, что помощь поступает и от Советского Красного Креста и Полумесяца. Но это же естественно! Разве может ваша страна оставить нас в беде? Помощь от советских медицинских организаций — это уже само собой разумеющееся!
Стажировка Халеда Фуани пришлась на «пятнадцатидневную войну», и он провел ее всю, работая в Тире в госпитале НЛП.
— Когда я вернусь в Ростов,— говорит он,— мне предстоит специализация. И я решил, что стану хирургом: эта специальность — одна из самых нужных сегодня в Тире, да и во всем Ливане!
В дни июльской агрессии только в госпиталь НЛП поступило 15 убитых и более 100 раненых. Жертвы сионистов поступали также в большой палестинский госпиталь на окраине Тира, а убитых чаще всего отвозили прямо на кладбище.
Правда, и жители Тира, и палестинские изгнанники за годы непрекращающихся израильских бомбардировок научились осторожности. В палестинских лагерях детей обучают правилам поведения во время бомбежек и обстрелов уже в яслях, затем в детских садах, а в школах они уже основательно изучают гражданскую оборону и военное дело. Поэтому число жертв в Тире и его окрестностях было сравнительно невелико. Сравнительно! Если сравнивать, например, с уничтоженным израильскими воздушными пиратами бейрутским кварталом Факхани, где за полчаса под бомбами и ракетами «фантомов» погибло более 300 и было ранено и изувечено более 800 ливанцев и палестинцев.
— ...Передайте спасибо от всех нас, выпускников советских медицинских институтов, нашим преподавателям в СССР,— просят меня на прощание «советские врачи» подземного госпиталя НЛП в Тире.
...Католический архиепископ Тира монсеньор Жорж Хаддад собирался на богослужение по случаю очередного церковного праздника. Он так и принял меня в парадном облачении в своей резиденции в христианском квартале Тира — в квартале, больше других пострадавшем от огня израильских катеров и правохристианских раскольников, которыми «официально» командует однофамилец архиепископа «майор-ренегат ливанской армии» (так именуют его бейрутские газеты) Саад Хаддад, а на самом деле израильские офицеры. В Тель-Авиве порой до истерики кричат о любви сионистов к ливанским христианам и о том, что сионисты полны решимости их «защищать». Но многочисленные человеческие жертвы в христианском квартале Тира, но уничтоженные здесь жилые дома и расстрелянная в марте 1978 года католическая школа святого Жозефа — вот истинная демонстрация любви сионистов к ливанским христианам!
Один из молодых шведских врачей, работающих по линии Красного Креста в лагере палестинских изгнанников Рашидня, находящемся в 5—7 километрах от Тира — почти на самой линии фронта и являющемся излюбленной целью израильских артиллеристов, рассказывал мне:
— Я объехал почти весь Южный Ливан по эту линию фронта. И я не нашел ни одной христианской церкви, не разрушенной израильскими орудиями или «фантомами». Да что уж говорить о крестах на колокольнях храмов, когда «фантомы» преднамеренно расстреливают санитарные машины, идущие под белыми флагами с огромными красными крестами, с такими же крестами на бортах и на крышах!
...Мы беседовали с монсеньором Жоржем Хаддадом в его официальной приемной. Раскрытая дверь ее выходила в уютный внутренний дворик, где в изящной мраморной чаще фонтана журчала прохладная вода, а вдоль стен стояли обломки древних колонн — свидетели славного прошлого города. Откуда-то в тишину дворика доносился голос далекого колокола. Все было мирно, спокойно. И даже не верилось, что по пути сюда мы проезжали мимо развалин жилых домов и уродливых бетонных входов в подземные убежища, мимо затопленных у входа в маленькую, почти игрушечную городскую гавань торговых суденышек, мимо постов и патрулей народной милиции, созданной НПС — ПДС. Но мы говорили не о мире, а о войне, ибо нет сегодня мира под небом Южного Ливана.
Монсеньор Хаддад рассказывал о страданиях горожан, об их нуждах. И самой главной нуждой он считает сегодня строительство подземных убежищ. Их нужно больше, намного больше.
— А проблема электроэнергии? Горючего? Питания? Медикаментов? — спрашивает доктор Рафья Абу Шамра, организовавший эту встречу.
Да, соглашается монсеньор Хаддад, все эти проблемы тоже стоят сегодня в Тире чрезвычайно остро, и городской народный комитет занимается их решением. Проблема же строительства подземных убежищ требует больших капиталовложений, а строительная организация, созданная Народной ливанской помощью и сооружающая в Тире убежища, существует на добровольные взносы и пожертвования. Помощь центральных властей пока ей явно недостаточна.
Я спрашиваю архиепископа, заметно прислушивающегося к призывам далекого колокола, что он считает сегодня главным в настроении горожан... ну, в сравнении, скажем, с мартом 1978 года?
— Тогда, как вы помните,— отвечает он, не задумываясь,— город покинуло почти все население. В этот раз почти все население осталось в Тире. Люди говорят, что лучше мы умрем в родных стенах, чем где-нибудь на обочине дороги, как бездомные собаки. Мы не покинем Тир, что бы ни произошло, говорят они и, как только наступает затишье и прекращаются обстрелы, начинают восстанавливать разрушенное. Восстановительные работы ведутся и в христианском квартале. Мы восстановили школу Святого Жозефа, туда вернулись учительницы-монахини, и занятия уже возобновились. Конечно же, жители города потеряли многих родных и близких, мы помним и оплакиваем их...
...Не по жертвам ли израильских артиллеристов и воздушных пиратов, не по жертвам ли убийц из Тель-Авива звонят сегодня колокола в Тире? — думалось мне, когда мы возвращались от архи-епископа по узким улочкам христианского квартала к машине, оставленной нами у гавани Тира, где рыбаки срочно приводили в порядок свои ярко раскрашенные баркасы, чтобы воспользоваться «прекращением огня» и выйти наконец в море!
Мы шли мимо старинных домов. Их стены были в заплатах свежего бетона — следы недавнего налета израильской артиллерии. Нам попались по пути работающие каменщики и стекольщики. Мы видели новенькие двери и ставни — старые были уничтожены пожарами. Тир жил, несмотря ни на что!
Потом мы ехали мимо великолепных древних колонн, мимо останков мраморных ансамблей жилых и общественных зданий, лишь несколько десятилетий назад открытых миру археологами и сразу же ставших гордостью человечества. Мы не доехали лишь до знаменитого древнеримского ипподрома, до главной улицы древнего Тира, мощенной каменными плитами и обрамленной величественной колоннадой, до старинного кладбища — целого музея мраморных саркофагов, украшенных древними мастерами традиционными для саркофагов рельефами из гомеровской «Илиады» — Приам просит Ахилла вернуть ему тело своего убитого сына Гектора.
Я видел все это. Я видел и следы израильских снарядов и бомб, разрушивших те сокровища, которые не могли разрушить тысячелетия. И по этим сокровищам, принадлежащим всему человечеству, уничтожаемым сионистскими варварами, звонят сегодня колокола в Тире.
И мне вспоминались сказанные на прощание слова секретаря горкома ливанских коммунистов товарища Таана Муслимани:
— В прошлом израильтяне не решались на штурм Тира. Теперь они могут пойти на это. Тир для них — как кость в горле, Тир — опора всего западного участка фронта Объединенных вооруженных сил, срывающих планы Тель-Авива по захвату южноливанских земель вплоть до реки Литани и осуществлению бредовой мечты идеологов сионизма о «Великом Израиле». И мы готовимся к отражению новой, очередной агрессии.
...И опять пыль дороги, на скорую руку проложенной бойцами Объединенных вооруженных сил в объезд развалин моста Касмия, дорога через кладбище к золотым апельсиновым и лимонным рощам. Дорога бессмертия Тира.
Р. S. /1983 год/
Более недели израильская ударная группа штурмовала Тир в июне 1982 года. Город был полуразрушен, были убиты, ранены, лишены крова тысячи его жителей. Но агрессоры заплатили за взятие города дорогой ценой. Точные цифры понесенных при этом потерь Тель-Авив тщательно скрывает, это считается в Израиле военной тайной.
Сразу же после захвата Тира врагами ливанские патриоты перешли к партизанской борьбе, и днем и ночью нанося удары по штабам и позициям оккупантов, нападая на их патрули и устраивая засады на дорогах. Весь Южный Ливан охвачен активным сопротивлением агрессорам, оказавшимся, несмотря на проводимые ими жестокие репрессии, неспособными сломить дух ливанского народа и заставить его покориться планам Тель-Авива и Вашингтона.
О Ливане 1983 года, на треть оккупированном Израилем, опутанном интригами Вашингтона, идет рассказ в последующих очерках и репортажах.
Из книги "Горячий треугольник", 1984 г.
Внимание! При использовании материалов сайта, активная гиперссылка на сайт Советика.ру обязательна! При использовании материалов сайта в печатных СМИ, на ТВ, Радио - упоминание сайта обязательно! Так же обязательно, при использовании материалов сайта указывать авторов материалов, художников, фотографов и т.д. Желательно, при использовании материалов сайта уведомлять авторов сайта!
in ENGLISH
пластинки
видео
