Версия для печати

---

Десять писем к брату (Твардовский А.)

 

В мире книг (журнал №10 за 1988 год)

Среди новинок последних месяцев не прошли незамеченными новые главы воспоминаний о пережитом, написанные Иваном Трифоновичем Твардовским. В шестом номере журнала «В мире книг» опубликованы заметки о возрождении на смоленской земле хутора Загорье, создании там дома-музея Александра Трифоновича Твардовского.

(Музей официально и торжественно открыт 19 июня в канун дня рождения поэта.)

В них — многое со слов младшего брата поэта и совсем мало о нем самом. Характер нынешней публикации заставляет нас и сейчас ограничиться лишь перечислением вех жизненной биографии Ивана Твардовского: детство и юность в отцовском доме, взросление на сибирской реке Ляле, побег из несправедливой ссылки, довоенная служба в армии, фронт, плен, побег в нейтральную Швецию, возвращение на Родину, лагерь, освобождение, годы вдохновенного труда краснодеревщиком и всегдашняя тяга к литературе.

Удивительный человек, Иван Трифонович! Какие суровые уроки преподносила ему жизнь. Выстоял, сохранив жажду познания и преумножив природную талантливость самообразованием! В семье Твардовских, как и в любой другой, меж братьями бывало всякое, но и в периоды размолвок они помнили друг о друге и взаимно желали счастья.

Иван хранил бережно письма Александра…

М.8.09.40.

Дорогой брат Иван!

Получил твое письмо от 3.09. По-видимому, ты отвечаешь на второе мое письмо, а первое так и не дошло. Очень рад за тебя, за твои успехи в военной учебе. Ты говоришь, что кое-что тебе все же не дается покамест но я уверен, что, приложив старание и упорство, ты и с тем, что тебе хуже дается, справишься. Очень возможно, что закончив некоторые неотложные дела, я поеду в Лен. воен. округ с целью посмотреть те места, где зимой шли бои. Это нужно для моей новой работы. Заеду и в Сортавалу, а следовательно — можем и увидеться, если ты будешь на месте. Но это, пожалуй, не раньше будет, как через месяц.

В Смоленске живут наши как будто ничего. Недавно я посылал им сверх «пенсии» денег на покупку некоторых вещей у соседа, отъезжавшего на работу в Литовскую ССР.

Сам живу — как обычно. Пишу, работаю. Дочка Валя ходит в школу, во второй класс. Все здоровы.

Крепко жму твою руку, желаю всего лучшего.

А. Твардовский.

Это письмо от Александра Трифоновича я получил, находясь на службе в рядах Красной Армии. Призван был в июне 1940 года, после окончания финской войны 1939—40 года.

Второе довоенное письмо (пришло перед самой войной) сохранилось не полностью. Оно было ответом на просьбу оказать посильную помощь моей жене, Марии Васильевне, которая находилась в крайне затруднительном положении — к тому времени у нас было двое малых ребят. В просьбе Александр не отказал — моя жена получила от него 300 рублей.

Вот сохранившаяся часть письма:

…Но дело в том, что зарабатываю я вообще не очень много (тысячи три-четыре в месяц), а расходы у меня огромные. Кроме себя и своей семьи, что в условиях столичной жизни требует немало денег, я регулярно, как жалованье, высылаю 500 р. маме (не считая всяких «единовременных пособий»), 300 р. матери жены, т. е. теще, старухе, которая много лет воспитывала мою девочку и т. д., а теперь просто инвалид. Помимо всего этого высылаю то Ваське, то Павлу, какую-нибудь мелочишку. Что же касается премии, то на ней нельзя строить бюджет. Это подарок правительства, его нужно истратить с толком, разумно. Вот я и думаю купить или построить дачу, где могла бы отдыхать и моя семья (детей у меня опять двое, родилась еще девочка — Ольга), а также хотелось бы и старикам дать на старости лет приют, теплый и спокойный угол. Дача необходима и для моей собственной работы. Это я счел нужным сообщить тебе, дорогой Иван, чтобы не было преувеличенных представлений…

Всего тебе наилучшего. Пиши. Я буду жить теперь за городом, куда почту мне привозят.

Крепко жму руку.

А. Твардовский.

Москва, 4.11.53.

Дорогой брат Иван!

Поздравляю тебя с возвращением домой. Очень жаль, что ты, будучи проездом в Москве, не смог связаться со мной. Но это одно дело, а другое — странно, что ты не нашел нужным написать мне о своей судьбе, о своем возвращении. Ведь я просто-напросто не знаю, а только догадываюсь, где ты был. В таких делах отмалчиваться не годится, если ты хочешь поддерживать со мной связь. Напиши подробно и правдиво обо всем, начиная с того момента, как мы, твои близкие, были уведомлены о твоей гибели. Я должен знать все относительно своих братьев. Не торопясь, спокойно сделай это.

Как ты устроился, где работаешь?

Привет твоей жене.

А. Твардовский.

Карачарово, 14.08.55.

Дорогой Иван!

Сердечно благодарю тебя за подарок, которым я был очень тронут. Выполнен прибор рукой настоящего мастера-художника. Помимо всего, я очень люблю дерево, этот материал отличается какой-то особенной теплотой, и мне тем дороже твой подарок. Спасибо еще раз. Буду хранить этот прибор среди самых дорогих для меня вещей. Надеюсь как-нибудь отдарить тебя, но еще ничего не придумал. Живу я сейчас в доме отдыха близ Московского моря, собираюсь здесь отдохнуть и поработать.

Крепко жму твою руку, привет супруге.

Твой А. Твардовский.

М.22.04.59.

Здравствуй, дорогой Иван!

Очень рад, что ты, наконец, подал весть о себе, а то мне уж казалось бог знает что. Ведь ты не счел нужным по возвращении в Тагил написать два слова: «получил, спасибо». Это элементарная вежливость. Для меня, конечно, это не имело значения, но перед женой, мне было потом неудобно: или человек обиделся или он настолько темный, что не понимает неприличия своего молчания.

Но это, конечно, пустяки, только на будущее в отношениях с людьми учти это.

Очень рад, что у тебя все наладилось на новом месте, особенно хорошо, что ты сам доволен.

Если ты еще испытываешь трудности в смысле долгов и т. п., просто черкни, — вышлю сколько нужно, без всякого напряжения.

Вырезка из газеты тоже порадовала меня, хорошо, когда работа оценивается по достоинству, но не придавай большого значения этой репортерской заметке, будь выше этого.

Будь здоров. Привет мой жене и дочке.

Твой А. Твардовский.

Барвиха, 23.08.61.

Дорогой Иван!

Письмо твое, отправленное на мой старый адрес, добралось до меня только третьего дня: на городской квартире никого не было, — мы с М. И. отдыхали с первых чисел августа. Если ты и был в Москве, как предполагал, возле 10— 12.08, то найти там меня не мог.

Я очень рад, что жизнь твоя складывается, по-видимому, вполне удовлетворительно и что ты доволен ею, — это самое главное. Очень хорошо, что ты при растился к чтению и собиранию книг. Книга, как говорится, друг, который никогда тебе не изменит, не подведет. Отсюда, конечно, вовсе не следует того, что не нужно друзей живых.

Получил ли ты, кстати, мой четырехтомник, который я, помнится, посылал тебе? Получаешь ли ты ж-л «Новый мир», редактируемый мной? Могу тебе его выписать.

По возвращении из санатория сразу поеду в Смоленск, так как давно собираюсь и все были разные помехи. Если ты успел побывать в См-ске, напиши, какие у тебя там были впечатления о нашей родне — они мне пишут редко и очень скупо. М. б., я не знаю чего-нибудь, в чем нужна моя помощь.

Желаю тебе всяческого благополучия. Привет мой твоей жене и дочери. Будь здоров и счастлив.

Твой брат А. Твардовский.

М. 15.12.62.

Дорогой Ваня!

Получил твое хорошее письмо, рад, что у тебя все благополучно и что живешь интересами, так сказать, расширенными, много читаешь. Это очень хорошо и, кстати сказать, заметно отражается на том, что называют культурой письменной речи. Так что ты напрасно говоришь, что затрудняешься мне писать, опасаясь будто бы выражениях, — все у тебя вполне грамотно и ловко.

Мне приятно было прочесть твой отзыв, как, впрочем, и только что полученный отзыв Кости, на повесть Солженицына в «Н. М.» Оба вы имеете, так сказать, особые права на суждения об этой замечательной вещи, но дело не в тех правах, а в том, что вы правильно поняли и почувствовали силу этого произведения.

Благодарю тебя за приглашение побывать в Нижнем Тагиле,— конечно, буду рад завернуть, когда соберусь снова в большую дорогу. Но сейчас занят до крайности, в частности сижу над своей новой вещью, от которой, к сожалению, меня то и дело отрывают обстоятельства.

Если ты не подписался на «Н. М.» на 1963 г., то сообщи — устрою. Между прочим, в N9 I там будут новые рассказы Солженицына.

Желаю тебе и Марии Васильевне всего самого доброго.

Будь здоров, обнимаю тебя.

Твой А. Т.

МЛ 5.1.64

Дорогой брат Иван!

Спасибо за письмецо, за память,— не балуешь, надо сказать, вестями о себе. Так, например, я из газетной заметки узнал, что где- то там ты выступал на вечере, посвященном моим писаниям, а от тебя самого — ни гу-гу. Поэтому не взыщи, что и я отвечаю тебе не вдруг, может быть, просто потому, что адреса ни в письме, ни на конверте не было указано, значит, нужно искать, отложить письмо, тем более что почта у меня огромная, никогда не бывает так, чтобы всем было отвечено.

Но это — к слову. Спасибо за приглашение побывать на Урале в день твоего, как говорили в старину, тезоименитства. Насчет приезда именно к такому дню, скажу прямо, гадательно, но все же прошу, по крайней мере, сообщить мне этот день (дату твоего рождения). А там видно будет. Предстоит мне год за годом откладывающаяся поездка в США, много чего предстоит и в этом году, как прежде. Во всяком случае — буду рад поздравить тебя, хотя, по правде, радости то особой нет: вот уж и тебе 50! Такое наше дело стариковское.

Желаю тебе наперед в добром здравии встретить и проводить этот день. Привет всем твоим.

Обнимаю! Александр.

В октябре 1963 года, в Нижнем Тагиле (я переехал к тому времени в этот город), на Уралвагонзаводе проходила читательская конференция, посвященная творчеству Александра Трифоновича. По просьбе участников этой конференции мне пришлось выступить и рассказать о детстве и юности брата. Об этом писала газета «Тагильский рабочий».

М.29.10.64.

Дорогой брат Иван!

Ты напоминаешь мне о своем 50-летии, о желании видеть меня в этот день в своем доме так, как будто это всецело зависит от моего желания или нежелания. Но это, к сожалению, не так. Вот уже кончается месяц моего отпуска, а я никуда не уехал, ни за что серьезное не принимался, бываю в редакции, как обычно, читаю рукописи и т. п. Даже в Смоленск не собрался, хотя твое письмо, то, что ты сообщаешь о здоровье мамы, понуждало меня поехать туда. Все время у меня что-то не кончается, а что-то начинается. Да и настроение для поездки — не последнее дело. А оно обусловлено состоянием дел в журнале, требующих моего присутствия, всякими натяжениями и осложнениями.

Так что — не сетуй, не обещаю, как ни соблазнительно твое заверение относительно того, что ты не дашь мне ни рюмки водки, ни кружки пива. (Это у тебя очень смешно получилось ).

Но ты, пожалуйста, напомни мне дату твоего юбилея, чтобы я мог соответствующим образом приветствовать тебя.

Желаю тебе и твоей семье всего самого доброго. Будь здоров и, по возможности, счастлив.

Твой А. Т.

Вот так получилось» «…не сетуй, не обещаю, как ни соблазнительно твое заверение…»

Горько тогда я посожалел и немало пережил, но… не все можно исправить, что случилось.

М.16.11.64 г.

Дорогой Иван!

Спасибо за твое доброе и подробное письмо, хотя оно явилось в результате моего шуточного упрека тебе в молчании. Прости, но не могу сейчас написать тебе более обстоятельно, — после пленума такой завал почты дома и в редакции, что, как обычно, друзья и родные откладываются на «потом».

Чем черт не шутит — вдруг да и приеду к тебе в Н. Тагил по теплым дням, только ты об этом никому ни слова.

Будь здоров, привет мой М. В.

Обнимаю тебя А. Т.

О ПЕРЕПИСКЕ С БРАТОМ

Моя переписка с братом Александром начиналась и прекращалась в течение жизни не один раз. Первые несколько писем я получал от него еще в конце двадцатых годов, когда он только что перебрался из Загорья в Смоленск. Я учился тогда в 5-м классе Лобковской ШКМ (1929—1930-й учебный год). Эта школа находилась в пятнадцати километрах от Загорья. Там, в селе Лобково, я жил на квартире у местного крестьянина Иванцова, скучал по семье, писал письма брату в Смоленск и хорошо помню, что ни одно мое письмо не оставалось без ответа. Письма брату всегда были чувственно-родственными с ощутимой заботой о моем учении, с готовностью помогать мне в случаях, если я в чем-либо нуждался из школьных пособий — учебники, бумага и все прочее.

В 1931 году, когда наша семья подверглась репрессии и была выслана в Зауралье, переписка с братом прервалась на годы. Но в середине 30-х, после моих скитаний, я имел с братом кратковременные встречи в Смоленске и в Москве, изредка писал ему. Все же обстоятельства были таковы, что приходилось ничего не сообщать о себе — переписка затухала.

В 1939 году, в сентябре, проездом к брату Константину, который жил тогда в Ставропольском крае, имел встречу с Александром в Москве, одну ночь провел у него на квартире в Могильцевском переулке.

В июне 1940 года я был призван на действительную службу в ряды Красной Армии. Служил в г. Сортавала, где получил два письма от брата, которые тогда же отослал моей жене в г. Нижний Тагил. К сожалению, одно из этих писем сохранилось не полностью — правый угол верха письма утрачен.

Великую Отечественную войну встретил на службе в рядах Красной Армии, в районе местечка Вяртсиля, возле новой советско-финской границы. С первого же дня войны наше подразделение ушло на передовые позиции.

Горько вспоминать, как сложилась моя судьба: я был пленен финнами. На Родину возвратился в первых числах января 1947 года, а домой, в г. Нижний Тагил — только в декабре 1952 года.

Переписка с братом возобновилась в 1953-м году. Последняя встреча с Александром была в Москве в апреле 1965 года. Расстались мы очень тепло, по-братски и тот факт, что моя переписка с братом больше не продолжалась — вина только моя. Но об этом, может, смогу рассказать в моей будущей книге, над которой сейчас работаю.

Публикация писем и комментарии Твардовского И.

В мире книг (журнал №10 за 1988 год)

---